Круговорот.

[akatsukinoyona]

Название: Круговорот
Автор:  Laora
Фандом: Akatsuki no Yona
Пейринг/Персонажи: Зено, ОМП, Ао (дракон), императрица; упоминаются Ю-Хон, Кая, император Хирю, Аби, Гу-Ен и Шу-Тен
Категория: джен, гет
Размер: миди, 4311 слов
Жанр: ангст, мистика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: После смерти Каи Зено охотится на призраков.
Примечание: авторское допущение насчет того, что привело к смерти Ю-Хона

Обычно Зено не встревал в судьбу подрастающих драконов — он избегал к кому-либо привязываться. Другие драконы редко жили дольше тридцати лет — срок их жизни был даже более кратким, чем у людей. Принцип невмешательства.
Но насчет любого принципа бывают исключения.

***

Годы шли один за другим, время пожирало устои и обычаи, но на их место приходили новые, и только память оставалась неизменной — единственное, от чего Зено по-настоящему хотел бы избавиться.
В его памяти были до сих пор живы король Хирю, Аби, Шу-Тен и Гу-Ен; в его памяти Кая по-прежнему улыбалась. Можно сказать, они все еще жили там — но не здесь, не в настоящем, и это несоответствие сводило с ума вернее, чем сама их смерть.
Медальон Зено оставался единственным, что удерживало его как человека, не позволяло превратиться в монстра, настоящего дракона из легенд.
За время долгих странствий Зено узнал, что существуют и другие монстры, не драконы и не люди. Расы, возможно, более древние, чем человечество, приближенные то ли к чудовищам, то ли к богам. Люди слагали о них предания, как о драконах: им не поклонялись, с ними сосуществовали, если же эти создания преступали какие-то границы — на них начиналась охота.
Впрочем, некоторые такие существа появлялись именно из-за человеческой деятельности. К примеру, призраки.
Первого призрака Зено повстречал лет через сто после смерти Каи. Он и до этого знал, что в мире часто происходят непонятные вещи, но принимал как данность, не вдумываясь особо. Сегодня какие-то предметы лежали тут, завтра они уже в другом месте — подумаешь. Может, пошалили лесные звери или кто-то был незваным гостем, или подвела все же, казалось бы, идеальная память. Чем дольше живешь — тем меньше внимания обращаешь на такие вещи...
Призрак, пришедший ночью к костру, у которого Зено вел беседу со случайно встреченными комедиантами, заставил обратить на себя внимание.
Это был мужчина, казавшийся сгустком черного света и притом все же сохранявший человеческие очертания. Его глаза горели красным. Зено заметил его прежде остальных комедиантов и еще изумился: надо же, такой искусный костюм, как его удалось сделать?..
А потом «человек в костюме» хлестнул рукой по воздуху наотмашь, и грудь Зено открылась, будто в ней появилась не рана, а дверь: заходи кто пожелает.
В костер хлынула кровь, и Зено потерял обычное свое время на восстановление, а когда он пришел в чувство, живых вокруг не осталось.
Эти комедианты были хорошими людьми. Девочка-трюкачка рассказывала Зено, как ходить на руках, и обещала научить, а жонглер в возрасте подарил немало веселых минут.
Теперь они лежали у костра, распахнутые, как Зено недавно, только вот им не было суждено закрыть свои тела заново, будто двери.
И покрыться чешуей прочнее металла.
— Кто ты? — спросил Зено у не-человека, оставившего вокрут только трупы.
Тот, казалось, удивился. Поднял руку, хлестнул еще раз — Зено принял этот удар, лишь чуть пошатнувшись. Сильный. Воздух, режущий как огромный меч.
— Извини, но меня так просто не убить. Кто ты?
— Призрак Пустошей, — этот голос был похож на ночные кошмары, на то, как преломляется звук, если выпить слишком много спиртного или попробовать листья определенных растений.
Призрак Пустошей. Зено помнил — так называли разбойника, лет пятьдесят назад подстерегавшего путников на этой дороге. За Призраком Пустошей не раз отправляли специальные отряды, нынешний император Коуки был озабочен безопасностью дорог. Но поймать разбойника не удавалось — он отсиживался в укромном месте, а потом нападал снова.
Призрак Пустошей был известен тем, что не забирал золото или вещи, которые можно было бы выгодно продать. Он брал только еду и самое необходимое.
А еще — убивал всех, кого ему случалось встретить. Не оставлял в живых даже младенцев.
Надежно защищенные обозы могли не бояться Призрака Пустошей, но если охрана ограничивалась двумя-тремя людьми — разбойник убивал их незаметно, а после разделывался с остальными. Говорили, что вовсе не грабеж — конечная цель его нападений. Говорили — он просто любит убивать. И совсем не против жить с этого, да еще вдали от людей.
Говорили, он ненавидит людей.
Но однажды Призрак Пустошей исчез... чтобы через пятьдесят лет появиться снова.
В конце концов, если он любил убивать, пока был жив, — кто сказал, что собственная смерть его остановит?
— Почему ты вернулся к жизни? — Этот вопрос был для Зено чем-то большим, чем казалось на первый взгляд — даже ему самому.
В отличие от братьев-драконов, Зено не мог передать свою силу никому другому. Это они были вовлечены в цепочку перерождений, встречали все перемены, как нечто значительное — для него же все соединилось в бесконечный калейдоскоп лет, с бешеной скоростью несущихся мимо.
Зено чтил законы природы и сам никогда бы не стал пытаться обратить их вспять.
Но это... существо все ему известные законы нарушало, и в сознании созревали предательские мысли: а что, если все можно повернуть назад. Вернуться к могиле Каи... не так-то много лет прошло, на самом деле. Вернуться в усыпальницу императора Хирю... узнать, где похоронены Гу-Ен, Аби и Шу-Тен...
Этот черный сгусток света в некотором роде материален, он может взаимодействовать с материей. Если Кая будет жить так — почему бы и нет? Пусть Зено больше не ощутит тепла ее хрупкого тела — он сможет говорить с ней сколько вздумается, и она будет улыбаться, как раньше, а что глаза ее станут красными — невелика беда. Кая и при жизни была для Зено больше светом, чем человеком из плоти и крови. Может, оттого, что он точно знал — ее век недолог.
Хотя Зено называл Каю своей женой, он никогда не был с ней как муж и не особенно к этому стремился. Может, живи он немножко меньше, эта сторона жизни оставалась бы для него такой же важной, как для других. Но Зено существовал уже долгие годы и не захотел бы видеть, как умирают его дети, затем внуки и правнуки; чем больше дорогих людей рядом, тем тяжелее их терять.
А ведь в конце концов так и произойдет: косы времени неумолимы, и только жрецы могут танцевать между раскачивающимися смертельно острыми маятниками, босые, простоволосые, запечатлевающие мгновения, осознающие собственную смертность.
И император Хирю — он больше не обнимет Зено, но сможет говорить.
Гу-Ен, конечно, будет против — сторонник естественного развития событий, правильный до последней чешуйки на своей волшебной ладони. Шу-Тен скажет что-нибудь уничижительное вроде «ты такой слабак, сам прожить не можешь, обязательно окружать себя мертвецами». Уж он сказать умел. А Аби...
Аби, быть может, пожелает отомстить.
— Мародеры потревожили мои останки. — Призрак Пустошей разразился бранью, которая могла показаться смешной и даже неуместной — но не от того, кто только что лишил жизни добрый десяток людей. — Искали драгоценности, проклятые. Они там теперь и лежат.
— Там — это где? — уточнил Зено.
— В пещере, где я жил. И где умер. Как сейчас умрешь ты. — Призрак Пустоши взмахнул еще раз, на этот раз обеими руками, и Зено пришлось упереться в почву поплотнее, чтобы его не снесло режущим ветром. Ощутимого вреда этот ветер, как и в прошлый раз, не принес. — Да что ты такое?!
— Это мой вопрос.
— Я — человек, — выплюнул призрак. — Я умер слишком рано — не досчитал до тысячи. Падучая совсем скрутила, прямо в логове. А потом эти явились. Ну я и разобрался. Все мои кости своей кровью изгваздали.
Ни Кая, ни император Хирю не стали бы возвращаться, подумал Зено. Они не стремились убить по тысяче человек. У них не осталось незавершенных дел. Они приняли происходящее как единственно верное развитие событий и не пытались ему противиться.
Живи, пока есть силы и желание жить, сделай столько, сколько сможешь.
А потом — усни, это завершение трудов. Это шанс на новую жизнь.
Может, и Кая переродится заново, как братья-драконы. Только вот, в отличие от них, ее Зено не узнает.
Начни он сам убивать, щедро полей кости близких своей и чужой кровью — никто бы не отозвался. Даже Аби.
Никто бы не вернулся — потому что люди, не противоречащие жизни, не противоречили и смерти как естественному завершению жизни, ее части, или, скорее, промежуточному периоду.
Братья-драконы возрождались. Император Хирю мог возродиться. Зено мог встретить их всех снова — тех, кто раньше был ими. В предыдущем рождении.
Значит, могла возродиться и Кая. И эти комедианты. И еще много кто.
Все они были бы живыми людьми из плоти и крови, а не тенями себя самих, как Призрак Пустошей, мертвый, но по-прежнему опасный.
Горечь Зено исходила не из того, что его близкие умерли, ведь они продолжали жить, круговорот всего в природе, змея, кусающая собственный хвост, время, милостивое тем, что все повторится снова: боль, печаль, любовь и ненависть, страдания и счастье, смех и веселье — все повторится снова... Повторится.
Горечь Зено была следствием его личной потери, того, что оставался скалой посреди океана, постоянно изменяющегося, но при этом — все такого же.
Скале не дано измениться. Или же эти изменения происходят преступно медленно.
— Ты чудовище, — сказал Призрак Пустошей.
«Ты знаешь, что делать», — отозвался в сознании голос императора Хирю, а воображаемая Кая мягко улыбнулась.
Ведь, хотя они давно умерли, при этом — Зено знал — продолжали жить в нем. Именно в тех своих перерождениях, которые он знал и любил.
Память была не тем, что могло свести с ума, не нагромождением несоответствий; память была тем, за что стоило держаться. Только благодаря ей — вовсе не золотому медальону — Зено все еще не потерял себя.
Ведь, пока жил он, пока он помнил своих близких — они тоже были живы.
Достойная причина, чтобы продолжать собственный путь... И отпускать тех, кто нарушает естественный ход времени, если уж довелось повстречаться.
Зено нанес Призраку Пустошей единственный удар рукой, покрывшейся чешуей и больше похожей на лапу. Как тут не вспомнить Гу-Ена...
С пронзительным воплем призрак рассыпался облаком искр, будто догорающий костер, и его не стало.
Сила драконов, как и других священных существ, была губительна для потусторонних сущностей.
Зено вытер с лица брызги крови, собственной и чужой. Потом огляделся.
Следовало найти что-то, чем можно вырыть могилы для комедиантов. Долгая, горькая, но в чем-то утешающая работа.
Круговорот.

***

Шли годы. Иногда Зено встречал существ, похожих на людей, но никогда ими не бывших — они отшатывались от него, не желая иметь с ним никаких дел. Зено знал о них, они знали о нем, и этого было достаточно.
Иногда он встречал призраков, которые раньше были людьми.
Некоторые из них знали его и просили избавить их от посмертного существования. Некоторые пытались напасть — в отличие от других существ, живущих рядом с людьми, злобные призраки были одержимы жаждой крови, которая вытесняла все остальные чувства, в том числе осторожность. Может, подсознательно они тоже стремились восстановить равновесие, размеренное и правильное течение жизни. Стремились... вернуться.
Зено не отказывал в прекращении не-жизни тем, кто просил об этом, и освобождал тех, кто на словах к освобождению вовсе не стремился. Это были не убийства — или он хотел так думать. Просто восстановление мирового порядка. Кто-то из призраков получит шанс на перерождение, вернувшись. Может — все.
Хотел бы Зено в это верить.
«Одиночества не существует, — говорила Кая, свернувшаяся клубочком в его сердце, маленькая и хрупкая, и такая же улыбчивая, как раньше. — Разве ты видишь? Я всегда с тобой».
Но ему было одиноко.
А потом наступила весна, и Зено понял — душа императора Хирю снова пришла в этот мир.

***

Он мог бы уснуть на месяц или на год, или даже на несколько лет — после потери Каи чувство, будто он не может пошевелиться, было таким сильным, что Зено просидел годы, не шелохнувшись. Он не нуждался в воде и пище, чтобы жить, у него не отрастали волосы и ногти, не отшелушивалась старая кожа. Физически Зено навсегда остался пятнадцатилетним — он не старел никогда и теперь уже ни к кому не привязывался.
Но прошло время, и к Зено вернулись силы: потому что время, каким бы неумолимым ни было, при этом лечит любые раны.
Он не собирался эти силы тратить впустую. Если ему дана такая долгая жизнь — значит, в ней должен быть высший смысл. Он должен что-то после себя оставить — хотя бы продлить жизнь тех, кто иначе бы умер раньше срока.
Сократить количество призраков. Приструнить других существ, прежде нередко досаждавших людям Коуки.
«Живи, пока есть силы и желание жить, сделай столько, сколько сможешь».
Сегодняшним делом был визит в пещеры неподалеку от деревни Синего дракона. Шла молва, будто там нечисто.
Навестив новое поколение подрастающих драконов, — возможно, с ними бок о бок ему доведется сражаться под знаменами возрожденного Хирю — Зено направился в пещеру, как и собирался. Юный синий дракон, на удивление робкий и в маске, был последним, к кому он наведался.
Чего Зено не ожидал — это того, что по дороге к пещере его нагонит другой синий дракон.
Старый.
По сравнению с возрастом Зено этот синий был совсем молод, как и остальные драконы, он не жил дольше тридцати лет, и сила глаз уже начала покидать его. Юный синий дракон развивался стремительно, пожалуй, быстрее, чем белый или зеленый. Старый синий, казалось, ничего не имел против. Как и другие синие драконы, он полагал свой дар проклятием — причина крылась в том дне, когда Аби, занозистого и дерзкого, похитили из-за его глаз. Это произошло уже после смерти императора Хирю, и Зено мало знал о том дне.
А может, не хотел знать. У круговорота времени было неоспоримое преимущество: если все проходит, нет смысла сосредотачиваться на том, что несправедливо, неправильно, отвратительно. Все пройдет, просто еще одна перевернутая страница — до тех пор, пока круговорот продолжается.
Существование призраков было нарушением круговорота: они могли получить то, к чему Зено так долго и отчаянно стремился, вернуться на небеса... в отличие от него самого. Так пусть возвращаются.
Даже смерть не была концом пути — к чему знать слишком много?
Когда-то, сразу после смерти императора Хирю, Зено тревожила несправедливость. Он поклялся защищать Коуку — и защищал, но Гу-Ен, Аби и Шу-Тен все равно ушли. Он их потерял. Это было следствие круговорота, однако Зено не мог принять их уход как справедливость; он так и не сумел с ними попрощаться.
Со временем понятие справедливости и вовсе перестало его тревожить. Тому, кто не раз раздирал свое тело, умирал сотнями различных способов, от своих и чужих рук, кто привык жертвовать собой, сложно понять страдания других.
Потому что он знает: все проходит.
Потому что все равно не сможет всем помочь.
С прожитыми годами понятия Зено о жизни стерлись, как линии, начерченные на песке.
Увидев старого синего дракона рядом с новым, Зено понял: этому, старшему, недолго осталось. Потому и сказал младшему синему позаботиться о «братике».
И вот теперь этот «братик» без колебаний последовал за Зено.
— Эй, ты, — голос синего дракона был хриплым и неловким, скрипел, как плохо смазанные дверные петли: должно быть, синий говорил мало и редко, вот голос и «заржавел» за неиспользованием. — Ты идешь в проклятые пещеры?
— Иду, — согласился Зено.
— А призраков не боишься?
— Чего их бояться, — подумав, сказал Зено. — Они ведь уже умерли.
— Живые тебя пугают больше?
Тем, что умирают, мог бы сказать Зено. Тем, что к ним можно привязаться. А еще они творят ужасные вещи — мертвые продолжают делать то же, что при жизни. В этом разгадка того, почему они пугают.
— Говорят, там призрак женщины, — синий дракон бросил взгляд на скалистую гряду. — Она очень красива. И такая... грустная.
Произнесенные его голосом, слова казались непривычными. «Женщина». «Красива». «Грустная».
Вряд ли кто-то стал бы рассказывать ему об этом призраке.
— У нее алые волосы, — продолжил синий дракон со странным подобием мечтательности. — Хочешь посмотреть?
— Похоже, ты сам не боишься призраков, — заметил Зено. — И откуда знаешь про цвет ее волос?
Синий дракон нахмурился, но за мечом не потянулся. Едва ли он мог почувствовать в Зено желтого дракона, сил у него осталось совсем немного. Но какое-то чувство родства было — иначе к чему бы ему, с виду неразговорчивому и замкнутому, открывать свой сокровенный секрет первому встречному.
В том, что это был секрет, Зено даже не сомневался.
«Он не похож на Аби. Скорее, что-то среднее между Гу-Еном и Шу-Теном».
Гу-Ен был таким же сильным, но при этом основательным, не одиноким. Гу-Ен строил свое, искал тех, кто последует за ним — и находил. Люди им восхищались. Недаром клан Ветра и сейчас строился на семейных отношениях, и в нем все стояли друг за друга горой — годы прошли, а основа, заложенная Гу-Еном, осталась.
В этом же синем драконе наравне с силой чувствовалось одиночество — и безграничное отчаяние, но вместе с тем смирение.
И жажда жизни.
«Живи, пока есть силы и желание жить, сделай столько, сколько сможешь».
Каким бы проклятием синий дракон ни считал свой дар, он тоже жил согласно этому принципу. И короткая продолжительность собственной жизни его вовсе не пугала, как, должно быть, не пугала она и остальных драконов из множества поколений, мимо которых Зено просто проходил, не желая причинять себе еще больше боли.
Он так держался за собственную боль, так притерпелся к несправедливости жизни, что попытки что-либо изменить начал полагать глупостью.
Он был пустым сосудом — таким, что не разобьется. Но из него никогда никому не напиться.
Чистая ключевая вода наполняла сосуд, которым был этот синий дракон, доверху.
Дикие звери, чудовища, разбойники, и призраки тоже, должно быть, — он истреблял их всех, чтобы люди в деревне Синего дракона могли жить мирно.
Люди, считавшие его самого проклятым, чудовищем.
В скрытой деревне Белого дракона жители, наоборот, поклонялись потомкам Гу-Ена. И в этом тоже была часть его самого, безгранично гордого, полагавшегося на собственную силу, умевшего строить на века.
Зено не умел строить. Он был камешком в жерновах, форелью, выпрыгнувшей из воды — его существование стало исключением в извечном круговороте жизни, но самому круговороту не мешало, он бросал Зено из стороны в сторону, не оставляя ему ничего, кроме памяти и бессмертного тела.
Зено никогда не сумел бы настроить круговорот так, как это удалось Гу-Ену.
Аби и Шу-Тену круговорот настроить не удалось, но в этом не было их вины. Когда Аби попал в плен, пострадали они оба. Что-то сломалось — в Аби, который не хотел видеть никого, кроме умершего императора Хирю. В Шу-Тене, которого не захотели видеть.
Гу-Ен с самого начала рассчитывал только на себя — это не мешало ему сражаться на стороне императора Хирю и оберегать своих братьев-драконов. В чем-то он был простодушнее их всех, в чем-то — светлее.
А главное — он отлично понимал, что такое справедливость. И умел за нее бороться.
В отличие от других драконов, Гу-Ен ни о чем не сожалел.
Должно быть, он был ближе всего к первоначальным замыслам императора Хирю. Не Зено, хоть ему и достался золотой медальон, некогда принадлежавший божеству-дракону.
Будь они все как Гу-Ен...
Но они не были — поэтому клан Воды постепенно разлагался, разъедаемый наркотиком под названием надай, возглавляемый пришедшими к власти работорговцами, а нового зеленого дракона держали на цепи. Шу-Тен, никому не доверявший, потерявший свою точку опоры, так и не смог ее найти — потому опору потеряли как его потомки, так и все племя Воды.
Клан Огня, огромный и могущественный, — еще одно подтверждение. Дар Синего дракона, который Аби пытался скрыть в последние годы жизни, полагается чем-то постыдным, а простые люди клана Огня умирают от голода, выживают, надеясь только на собственные силы, и вынуждены скрываться от власть имущих: потому что в свое время не было сил строить уклад, переживший бы века. Настраивать пресловутый круговорот.
Что до клана Земли, который условно возглавлял сам Зено... чем-то этот клан был похож на него самого. Цветущие земли, невероятный потенциал, отсутствие лишних забот — и много сильных воинов, оттачивавших свое боевое мастерство, потому что на это было время и не приходилось думать о выживании.
У Зено не возникало нужды что-либо строить — и он пустил все на самотек.
Этот синий дракон был похож на Шу-Тена в том, что никому не доверял и не верил в лучшее. Но, как и Гу-Ен, он верил в справедливость.
— Она не монстр. Ей очень одиноко, — коротко отчитался синий дракон. — При жизни она была знатной госпожой. У нее остались муж и дочь. Она тревожится, как бы с ними не случилось то же, что и с ней.
— Давно она появилась? — уточнил Зено.
— Два месяца назад.
— Ты что-то об этом знаешь. Что-то еще.
— Возможно, — синий дракон вызывающе оскалился. — А вот о тебе я знаю слишком мало.
— Ты сражаешься с разбойниками, — задумался Зено. — Защищаешь свою деревню. Могло ли случиться так, что у одного из разбойников была вещь этой женщины? Заколка, испачканная в ее крови. Или еще что-нибудь.
— Ты разбираешься в том, как появляются призраки, — это было утверждение, не вопрос.
— Все дело в крови. Их кровь... или останки. Чужая кровь. И еще — насилие. И какое-то незаконченное дело. Когда ты убил тех разбойников, их кровь попала на предмет, принадлежавший той женщине. И она появилась перед тобой. Красивая. Грустная. Одинокая. С алыми волосами. Она не боялась с тобой говорить. Она улыбалась тебе, и ты позволил себе сделать что-то... только для тебя. Ты отнес ее вещь в пещеры, таким образом привязав ее к ним. Чтобы ты мог говорить с ней, когда пожелаешь.
Синий дракон ничего не сказал. Возражать он, впрочем, тоже не спешил — значит, домыслы Зено были близки к правде.
— Она никогда не просила тебя... отпустить ее? Обычно, если они не хотят убивать, то в конце концов всегда об этом просят. Мы, драконы, можем вернуть их в небытие. Эта сила есть только у существ с божественной кровью.
— Она не может умереть, пока не предупредит об опасности своего мужа и дочь, — резко возразил синий дракон. — Наша деревня слишком уединенная, сюда даже торговцы нечасто заходят. А если и заходят — избегают со мной говорить. Или меня не оказывается в деревне, когда они являются.
— Тогда ты распустил слухи о том, что в пещерах нечисто. Это наверняка было несложно, ведь тебя самого считают проклятым. Но никто не торопился проверять эти слухи... пока не пришел я, — додумал Зено.
Синий дракон молчал. Можно было считать это подтверждением своих догадок.
— Кто она? Женщина с алыми волосами. Ты ведь знаешь.
— Она, — медленно сказал синий дракон, — была императрицей Коуки.

***

Алые волосы.
Зено почувствовал, как сердце забилось чаще — несмотря на то, что женщина, зависшая перед ним в воздухе, не была здесь во плоти, что сквозь нее в неверном свете факела виднелась стена пещеры, а ее ноги не касались земли.
Алые. Именно тот оттенок. И лицо чем-то похоже. За прошедшие годы кровь императора Хирю смешалась в клане Неба, каким-то ее количеством обладали все его члены. Но в этой женщине кровь Хирю проявилась с особой силой.
Возможно, не случайно.
— Вы путешествуете по Коуке? — Ее голос был нежным и мягким, в нем чувствовалось отчаянное желание, и Кая, спавшая где-то в глубинах сознания, приподняла голову: «Помоги ей».
— Да.
— Если вы будете в столице... Если сможете передать весточку в замок Хирю... Моему мужу, императору Илу. Он должен знать, кто меня убил.
Император Ил, подумал Зено. Сколько императоров сменилось после Хирю? Он не следил, слишком увлеченный собственными возвышенными проблемами. Он пустил все на самотек, все, что было дорого императору Хирю.
Медальон на шее давил каменной тяжестью. Вместе с тем это было единственное напоминание о том, что он, Зено, все еще здесь. Что он не сошел с ума.
— Вас убил один из разбойников, — Зено кивнул в сторону синего дракона, замершего рядом. — Он рассказал.
— Я этого не говорил, — возразил тот.
— Разбойники просто подобрали мои вещи, от которых избавился убийца. Ему было выгодно представить все как ограбление. На самом деле украшения интересовали его в последнюю очередь. Он убил меня, потому что я раскрыла их заговор.
— Их?
— Он — главный заговорщик. Мой муж должен знать его имя. Должен знать, что его предал собственный брат, Ю-Хон. Если не остановить Ю-Хона, он убьет и моего мужа, и дочь.
— Ю-Хон, — задумался Зено. Он мало что знал о политической ситуации в Коуке, но о Ю-Хоне слышал. Гениальный полководец, тот возглавлял военные операции, пока императором был его отец, Джу-Нам. Все полагали, что трон перейдет к Ю-Хону — его младшего брата никто не принимал в расчет, простые люди раньше даже не знали его имени. Ю-Хон был старшим принцем, Ю-Хон прославился в боях — титул императора принадлежал ему по праву. Оказывается, Джу-Нам выбрал своим наследником не Ю-Хона?
— Ю-Хон вовлек Коуку во множество войн, которых можно было избежать. Он всегда предпочитал войну мирному договору. Однажды он захватил воинов Син в заложники и пообещал отпустить их, если его требования будут выполнены. Жители Син сделали все, как сказал Ю-Хон, но вместо заложников он вернул их отрубленные головы. Кроме того, он изгнал из замка священников, потому что боялся, что они будут угрожать его власти... и запретил упоминать легенду о первом императоре Хирю, в честь которого назван замок, и воинах-драконах. Все эти недальновидные поступки привели к тому, что Коука лишилась единой религии — это разобщило пять ее кланов. К тому же, отношения с соседями стремительно ухудшились. Когда мой муж стал императором, ему пришлось отдать соседним странам часть территорий Коуки, лишь бы избежать новых войн. Если бы он этого не сделал... Коука была бы обречена. Соседи объединились бы и напали на нас, а мы бы ничего не смогли противопоставить. И никто не согласился бы вступить с нами в союз — все помнили о зверствах Ю-Хона. Межусобиц тоже было бы не миновать.
— Ясно, почему император Джу-Нам выбрал наследником вашего мужа, — пробормотал Зено. — В такие времена стране нужен правитель-дипломат, а не правитель-завоеватель. Тот, кто предпочитает мир, не войну... но зачем запрещать легенду о воинах-драконах?
На губах призрака императрицы возникла горькая улыбка.
— Потому что эта легенда гласит: править должен не тот, кто это умеет. Не тот, кто может захватить власть и даже не тот, кто сумеет ее удержать. Для того, чтобы править, нужно быть избранным. А Ю-Хон не был избранным и боялся конкуренции.
— Похоже, не только в этом, — заметил Зено. Ю-Хон боялся не зря: ведь не так давно Хирю родился снова. И, судя по всему, он был как-то связан с этой женщиной. Возможно ли...
— Ю-Хона не устраивало, что императором был избран мой муж. Он с самого начала затаил зло и готовил заговор. Я — первая его жертва. Он убьет и мою семью. Прошу, предупредите моего мужа! Расскажите императору Илу о том, как я умерла... и принесите в подтверждение вот это, — призрак протянул Зено свернутый клочок бумаги. — Ао дал мне это... чтобы я написала письмо. Счастье, что моих сил хватило...
— Ао? — Зено посмотрел на синего дракона. Тот только фыркнул. — Я передам это письмо вашему мужу. Найду способ.
Лицо призрака просветлело.
— Спасибо, — сказала она. — Ао... спасибо.
А потом начала таять.
Зено много раз видел, что случается с призраками, если помочь им уйти, но никогда — что происходит, когда они уходят сами.
Возможно, у императрицы была особая сила, даже после смерти. В конце концов, она происходила от императора Хирю...
— Я лишил тебя компании, — Зено обернулся к Ао. Тот смотрел в сторону — явно не из тех, кто привык проявлять свои чувства. — Прости.
— Ничего, — голос Ао чуть дрогнул. — Она этого хотела. Все, проваливай. Доставь это письмо императору.
— Я расскажу, что в пещерах нет призраков, — пообещал Зено. — Думаю, они наоборот... в чем-то благословенные.
— Ее браслет, — Ао вытащил украшение из углубления в стене. — Держи. Передашь вместе с письмом.
— Значит, браслет, — Зено повертел его в руках. — Не хочешь оставить себе? На память.
— Надо оно мне. Эта безделушка, — Ао показательно поморщился, но Зено показалось, он близок к тому, чтобы расплакаться.
— Спасибо тебе, Ао. И бывай здоров.

***

Зено вышел из пещеры. С каждым шагом идти становилось все легче.
Он передаст императору Илу последнее послание от жены, выполнит свой долг, от которого так долго отлынивал.
А потом искупит свою вину перед новым императором Хирю — во что бы то ни стало.
Одно из несомненных преимуществ круговорота — всегда есть шанс вернуться к началу и на сей раз поступить верно.